Виднейший русский религиозный философ, поэт, публицист и критик.
В отличие от Данилевского с его обескураживающим антиевропеизмом и восхвалением славянства, свободный от всяких национальных пристрастий Соловьев считал главным субъектом исторического процесса все человечество как действительно существующий, хотя и собирательный организм.
Сын крупнейшего историка С.М. Соловьева, он в 27 лет защитил докторскую диссертацию, преподавал в Московском и Петербургском университетах, но был вынужден навсегда оставить преподавание после публичной речи против смертной казни убийц Александра II в 1881 г. Посвятив себя в дальнейшем свободному творчеству в области философии, теологии и литературы, Соловьев незадолго до смерти был избран почетным членом Российской Академии наук по разряду изящной словесности. Близкий по духу либеральным народникам, он не пользовался симпатиями властей и официальной церкви: Александр III считал его “чистейшим психопатом”, а обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев называл его творчество “блядословием”.
В противовес казенному псевдопатриотизму философ так определил свое жизненное кредо: “Оправдать веру наших отцов, возведя ее на первую ступень разумного сознания; показать, как эта древняя вера, освобожденная от оков местного обособления и народного самолюбия, совпадает с вечною и вселенскою истиною, - вот общая задача моего труда”.
В сочинениях Соловьева (в 10 т., 1911-1914) нет законченных культурологических теорий, как, например, у Н. Я. Данилевского, однако вся его философская система пронизана, в каком направлении и на каких духовных основах должна развиваться не столько русская, сколько мировая культура? Последователь Канта с его нравственным пафосом, Гегеля с его идеей бесконечной эволюции “мирового разума”, Шеллинга с его преклонением перед красотой, Соловьев пробуждал к жизни целую философскую школу, отличительной чертой которой, - так же как и у марксистов, но на совершенно иной основе, - было не созерцательное, а активное отношение к действительности. Фраза Соловьева “Пришло время не бегать от мира, а идти в мир, чтобы преобразить его” поразительно напоминает хрестоматийное высказывание К. Маркса в “Тезисах о Фейербахе”: “Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его”. Однако активность марксизма-ленинизма питалась цдеей материализма и революционного насилия, а соловьевская философия основывалась на религии и любви. Так, в частности, в международной жизни, выступая против любых проявлений национализма, он призывал, по христианской заповеди, “любить все другие народы, как свой собственный”. И хотя сослагательное наклонение в истории у многих вызывает неприятие, нетрудно представить себе, насколько сохраннее и богаче была бы наша культура, победи в ней не разрушительные силы большевизма, а заветы Соловьева и его последователей, объединенных так называемой философией всеединства и стремившихся не к расколу, а к сплочению и русского общества, и всех народов мира.
Философская теория всеединства восходит к античности, к таким изречениям древнегреческих философов V-VI вв. до н.э., как: “И из всего одно, и из одного - все” (Гераклит); “Все едино, единое же есть Бог” (Ксенофан); “Во всем есть часть всего” (Анаксагор) и др. Продолжившись затем в христианской теологии Запада, эта теория стала одной из ведущих в русской религиозной философии XIX-XX вв. и, в частности, питалась славянофильской идеей “соборности”, т.е. идеей единства всех русских людей под знаком веры. Вл. Соловьеву принадлежит заслуга глубокой разработки понятия всеединства применительно к русской культуре и ее религиозным взаимоотношениям с культурой Запада, которые Соловьев призывал всячески развивать. Уже после его смерти, на рубеже первого и второго десятилетия нашего века в России сложилась целая школа его последователей, в которую вошли такие известные философы, как князья Е. Н. и С. Н. Трубецкие, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, составившие славу русской немарксистской философии.
Сам Вл. С. Соловьев так сформулировал суть теории всеединства: “Всеединство, по самому понятию своему, требует полного равноправия, равноценности и равноправности между единым и всем, между целым и частями, между общим и единичным”'. При этом философ призывает различать два вида всеединства - истинное и ложное: “Я называю истинным или положительным всеединством такое, в котором единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия”. Нетрудно заметить, что принцип всеединства как воплощение некоей божественной воли повсеместно проявляет себя в окружающей вселенной и в частности в природе, общественной жизни и теории познания (гносеологии).
Так, Соловьев следующим образом объясняет одно из его проявлений в природе: “Сама индивидуальная жизнь животного организма уже содержит в себе хотя бы ограниченное подобие всеединства, поскольку здесь осуществляется почти полная солидарность и взаимосвязь всех частных органов и элементов в единстве живого тела”. Действительно, признание биологической взаимозависимости и равновесия как применительно к отдельному живому существу, так и ко всей природе, в свете нынешних экологических проблем становится одним из главнейших условий нашего существования.
Философия всеединства легко применима и к жизни общества. “Как бы то ни было... - пишет Соловьев, - требуется прежде всего, чтобы мы относились к социальной и всемирной среде как к действительно живому существу, с которым мы, никогда не сливаясь до безразличия, находимся в самом тесном и полном взаимодействии”. В этой связи философ призывал человеческую личность не “подчиняться” общественной среде и не “господствовать” над нею, а быть с нею “в любовном взаимодействии”, “служить для нее деятельным, оплодотворяющим началом движения” не только в интересах какой-то группы, собственного народа, но и всего человечества. В самом деле, в общественной жизни России своего времени Соловьев был поборником социальной гармонии, резко критиковал ее нарушения со стороны государства и официальной церкви, выступал против национализма, классовой непримиримости и любых видов разобщения людей. Кстати, слово “борьба”, столь милое нашим революционерам, почти не не употребляется в его сочинениях, а если и употребляется, то главным образом как синоним слова “вражда”.
Требование всеединства для отечественной культуры и для самого существования нашего многонационального государства является определяющим. Именно истинное всеединство, когда “единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех”, должно было сплотить российские народы в дружную семью; его-то и добивались соратники Соловьева применительно к Российской империи. Что же касается ложного единства, которое “подавляет или поглощает входящие в него элементы” (сословия, классы и народы), то за примером ходить недалеко: такое единство стало идеалом и звериной практикой большевизма и сталинизма, что привело к деградации культуры и распаду некогда могучего государства.
В известной работе “Русская идея” (1888) Соловьев прежде всего стремился ответить на вопрос: каков смысл существования России во всемирной истории? Рассматривая человечество как “великое собирательное существо”, “социальный организм”, живые члены которого представляют собой различные нации, Соловьев считал, что специфическая функция России в этом организме - способствовать осуществлению в мировом масштабе идеи теократии - некоего “вселенского христианства”, свободного от односторонности и религиозного догматизма как Востока, так и Запада. Исходя из представления о Церкви как о “живом теле Христа”, для которого все люди равны и “нет ни эллина, ни иудея”, Соловьев выводил необходимость органического всемирного братства народов, объединенных верой и исключающего любые проявления и национализма, и космополитизма. Видя в, национализме коллективный эгоизм, а в космополитизме - отречение народа от собственной, данной ему Богом души, Соловьев в то же время говорил, что “национальные различия должны пребыть до конца веков”, хотя высший смысл существования наций “не лежит в них самих, но в человечестве”. Если перевести мысли русского философа на язык современной геополитики, то всемирно-историческая миссия России состоит в том, чтобы бескорыстно поставить на службу многочисленным евразийским народам свою высокую материальную и духовную культуру, весь свой государственный опыт, не требуя ничего взамен, уважая их самобытность и тем самым способствуя сохранению истинного, а не ложного, единства огромной страны, ныне, по выражению того же Соловьева, раздираемой “эпидемическим безумием национализма”. Призывая в духе христианства любить все другие народы как свой собственный, Соловьев учил, что ниспосланная свыше миссия любой великой державы заключается не в ее исключительности и господстве, а в том, чтобы служить другим, более слабым народам, а следовательно, и всему человечеству.
Вопрос о применении принципа всеединства в гносеологии (теории познания) на первый взгляд кажется чисто философским и не имеющим прямого отношения к культуроведению. Однако, как мы увидим далее, от того, каким образом человек стремится познавать мир, во многом зависит судьба отдельных обществ и человечества в целом. Вл. Соловьев обосновывал и развивал мысль о том, что наиболее полное и адекватное представление о мире (“истинное”, “цельное” знание о нем) возможно лишь на путях органического синтеза (единства) таких форм общественного сознания, как религия, философия и эмпирическая наука. В совокупности они образуют “свободную теософию” - мыслительную деятельность, которой себя и посвятил Соловьев. В этой триаде богословия, философии и научного знания высшей формой, по мнению “всеединцев”, была вера, откровение, ниспосланные Богом, хотя сам Соловьев и выступал против “слепой веры”, не подкрепленной данными науки. Вера не враждует со знанием, напротив, сплошь и рядом сливается с ним, переходит в него. Выступая не против разума, а в союзе с ним, она - “особое ясновидение сердца”. “Точные знания, метафизика и религия должны находиться в некотором гармоническом отношении между собой, установление такой гармонии и составляет задачу философии каждого времени”, - утверждал С.Н. Булгаков. По словам Вл. Соловьева, к истине - цели “свободной теософии” - можно идти, отправляясь от ее любой составной части. Сам он пришел к идее всеединства через философию, С.Н. Булгаков - руководствуясь преимущественно верой, а П.А. Флоренский, особенно в последние годы жизни, тесно связывал свои теософские идеи с точными науками, в частности, предвосхитив семиотику.
Стремление к гармонии, органическому синтезу между религией. философией и опытной наукой имеет огромное значение не только для судеб любой национальной культуры, но и для человеческой цивилизации в целом. В первом случае оно способствует сглаживанию искусственного и гибельного противостояния между духовенством и творческой интеллигенцией, между “физиками” и “лириками”, в конечном счете между “элитой” и “народом”, разлад между которыми чреват революцией и гибелью культурных ценностей; во втором случае - позволяет нейтрализовать разрушительные последствия “чистой” науки, современной технократии, часто лишенных духовных тормозов и уже сейчас ведущих человечество к гибели. Стоит только вообразить, что было бы с нами, если бы научные гении типа Эйнштейна и Сахарова были бы одновременно и бездушными политиками-нигилистами типа Гитлера или Сталина! С этой точки зрения философия всеединства и в наше время представляется весьма актуальной.
В тесной связи с религиозным характером учения Вл. Соловьева находится и преобладание в нем нравственного начала, хотя он и его последователи много внимания уделяли как практическим научным изысканиям, так и вопросам эстетики. Подобно Паскалю и Канту, с его “категорическим императивом”, Соловьев был убежден, что каждая душа “по природе - христианка”. Лучше всего христианское мироощущение Соловьева было выражено им в таких строках:
Смерть и время царят на земле,
Ты владыками их не зови.
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
По Соловьеву, три “кита”, на которых покоится наша нравственность, - это свойственные человеку от природы чувства стыда, жалости и благоговения. При этом под чувством стыда Соловьев понимал, прежде всего, человеческую совесть, которая стоит выше ума и делает человека венцом творения. Несомненно, что совестливый человек “человечнее” умного, который может быть и злым и вредным, опасным для других людей. Первые два чувства хорошо известны и не требуют особых пояснений, хотя совестливость и жалость, кажется, сдают свои позиции в условиях современной цивилизации с ее культом прагматизма и гедонизма и изощренными орудиями массового уничтожения (ГУЛАГ, душегубки, разные формы геноцида). А благоговение, как его понимает Вл. Соловьев, всегда выступало и выступает как главнейшее условие существования любой национальной культуры. “Я не могу не чувствовать благодарности и благоговения, - пишет он, - к тем людям, которые своими трудами и подвигами вывели мой народ из дикого состояния и довели его до той степени культуры, на которой он теперь находится”. Иными словами, любой подлинно культурный человек не может не ощущать своего неоплатного долга перед предками за завещанные ими духовные и материальные богатства, обязан сохранять и приумножать их и, в свою очередь, передавать потомкам культурную эстафету, повинуясь тому внутреннему велению к добру, которое Кант называл “категорическим императивом”. Лучше всего об этом сказал великий Пушкин:
Два чувства дивно близки нам -
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва...
Подобно своим великим предшественникам и современникам, от французских энциклопедистов до Л.Г. Моргана и Э.Б. Тейлора, стремящихся уловить динамику развития человеческого общества, Вл. Соловьев был эволюционистом, т.е. защищал идею поступательного движения культуры. Однако понимание прогресса, как и философия всеединства в целом, носили у него религиозно-мистический характер. Человек, утверждал он, действительно движется от “природного” к “духовному”, от звероподобного существа к некоему идеалу, и этим идеалом является сам Бог. Первым “богочеловеком” был Христос, ставший живым ориентиром нашего восхождения к Абсолюту. Вл. Соловьев называл такой процесс “творческой эволюцией”, конечная цель которой - превращение человека только “разумного” в человека “духовного”, объединенного в “богочеловечестве”. Достигнуть этого можно, лишь борясь с “биологизацией” жизни, со звериным стремлением людей к удовлетворению только своих похотей и прихотей, убивающих как человеческую душу, так и окружающую природу.
Выступая против того, что в наши дни получило название “потребительство”, и призывая к осознанному ограничению безмерно растущих человеческих потребностей, Соловьев утверждал, что цель христианского аскетизма, т.е. борьбы против всякого рода излишеств, - не ослабление плоти, а “усиление духа для преображения плоти”. В соответствии с этим и христианский универсализм имеет целью не уничтожение природных особенностей каждой нации, а, напротив, усиление национального духа через очищение его от всякой эгоистической закваски.
Говоря о месте Вл. Соловьева в русской культуре, нельзя не отметить его выдающегося вклада не только в философию и богословие, но и в нашу литературную критику и художественную словесность. Им написаны многочисленные работы о Пушкине, Лермонтове, Достоевском, Толстом, Фете, Тютчеве и других писателях, оставлено значительное стихотворное наследство, многочисленные переводы и обширная переписка. Его известное стихотворение стало чем-то вроде поэтического манифеста русского символизма, духовным отцом которого он по праву считается:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами -
Только отблеск, только тени
От незримого очами?